Сам Артур сперва вздрогнул от неожиданности, но потом улыбнулся необычной для джентельмена улыбкой. Глаза его все еще горели нездоровым азартом от внезапного прилива вдохновения, и он не спешил надевать одну из масок, без которых нельзя было существовать в обществе. Слишком живыми были сейчас чувства, слишком живым и настоящим был сейчас он сам.
Быть может, если в библиотеку вошел кто-то другой, он непременно бы перевел все в шутку и постепенно вернулся бы в рамки привычного поведения, но сейчас... На миг ему показалось, что его чересчур разыгравшееся воображение оживило этот гибкий силуэт в дверях, но реальность была еще более приятной.. Мадлен действительно была сейчас рядом, вне шумного окружения, вне великосветских разговоров. Как вор, радовавшийся украденному сокровищу, он ликовал, поймав одно мгновение ее настоящего взгляда, прежде чем на миг нахмурились темные бровки, одно мгновение задумчивой и мягкой улыбки и целую гамму эмоций в секунду промелькнувших на ее лице.
Мадлен... Имя ее он запомнил сразу. Привыкший к компании актрис, вульгарных и доступных женщин и женщин чересчур правильных, словно выточенных по одному образцу благого поведения и не позволяющих себе быть правдивыми с собственным сердцем, он не мог отвести взгляда еще вечером. Он наблюдал за ней. Наблюдал за тем, какая жизненная воля скрыта в хрупком теле, какая честность скрывается за стеной учтиво-отстраненного взгляда, какая свобода чувствуется в ее холодной красоте. Она была хозякой своей жизни, аристократическое благородство сквозило в чертах, в жестах, в голосе... Никогда прежде он не испытывал ничего подобного, просто взглянув на незнакомую девушку. Никогда прежде так страстно не желал проникнуть в ее внутренний мир, бережно скрытый от окружающих за прочной стеной...
- Нет! - выдохнул он, не отводя взгляда и продолжая улыбаться. - Не уходите... Прошу вас, мне нужна ваша помощь.

- Артур Девере. - последовал ответ.
Никаких ужимок, подобных тем, что встречаются у мужчин, намеревавшихся привлечь к себе женское внимание. Просто и спокойно, с той же улыбкой. Его увлеченность и азарт, его горящие глаза говорили о том, что сейчас актер находился вне социальных оболочек, за рамками общепринятого поведения, что каноны были ему чужды, что он не хотел зря сотрясать бесполезно-учтивыми словами воздух.
- Обещаю, как только вы поможете мне я перестану вас тревожить и исчезну! Только уделите мне пару минут. - сколько страсти и нетерпения было в его голосе... Чем же мог быть увлечен джентльмен настолько? Почему не умалил женской роли, обращаясь к ней едва ли не как к равной, чего невозможно было дождаться от праздных аристократов с их снисходительной улыбкой и отстраненным, чрезмерно покровительственным поведением?
Сейчас Артур, отбросивший сюртук на спинку стула несколько минут назад и взъерошивший непокорную волну волос у лба казался одержимым.
- Быть или не быть - таков вопрос; - неожиданно произнес он чуть изменившимся, но тем же страстным и живым голосом.
                    Что благородней духом - покоряться
                    Пращам и стрелам яростной судьбы
                    Иль, ополчась на море смут, сразить их
                    Противоборством? Умереть, уснуть -
                    И только; и сказать, что сном кончаешь
                    Тоску и тысячу природных мук,
                    Наследье плоти, - как такой развязки
                    Не жаждать? Умереть, уснуть. - Уснуть!
                    И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
                    Какие сны приснятся в смертном сне,
                    Когда мы сбросим этот бренный шум, -
                    Вот что сбивает нас; вот где причина
                    Того, что бедствия так долговечны;
                    Кто снес бы плети и глумленье века,
                    Гнет сильного, насмешку гордеца,
                    Боль презренной любви, судей медливость,
                    Заносчивость властей и оскорбленья,
                    Чинимые безропотной заслуге,
                    Когда б он сам мог дать себе расчет
                    Простым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,
                    Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,
                    Когда бы страх чего-то после смерти -
                    Безвестный край, откуда нет возврата
                    Земным скитальцам, - волю не смущал,
                    Внушая нам терпеть невзгоды наши
                    И не спешить к другим, от нас сокрытым?
                    Так трусами нас делает раздумье,
                    И так решимости природный цвет
                    Хиреет под налетом мысли бледным,
                    И начинанья, взнесшиеся мощно,
                    Сворачивая в сторону свой ход,
                    Теряют имя действия. Но тише!
                    Офелия? - он неожиданно сжал ее руку в своих. -
                    В твоих молитвах, нимфа,
                    Все, чем я грешен, помяни.
Сочетание тонкого, всеобъемлющего ума с душевной мягкостью составляло в трактовке Артура характерную особенность Гамлета, последовательно раскрывая внутренний облик своего героя. В монологе можно было увидеть глубоко страдавшего человека; к мысли о самоубийстве его приводило отвращение к законам, которые стали главенствующими в жизни, и мерзость окружавших его людей. Смерть для него стала бы избавлением.

Казалось, произнесенные ею слова нисколько не задели Артура. Он был честен перед самим собой и нахлынувшее вдохновение не родилось из желания привлечь к себе женское внимание...
- Вы... - он не отрываясь смотрел в глаза Мадлен, забыв о правилах приличия. - Вы настоящая. Нет-нет, не смотрите на меня так, вы просто не понимаете того, что я хочу сказать!... - почти мальчишеская восторженная улыбка озарила его лицо. - Я не мог окончательно понять эту сцену... разговор Гамлета и Офелии... Я понимал Гамлета, но Офелия оставалась для меня загадкой, а вы... вы "поймали" ее, я это чувствую.
Чем больше Артур смотрел на Мадлен, тем больше помимо воли внутренне открывался. То, как она смутилась, как убрала за спину руки, как разозлилась на саму себя напомнило ему момент из детства... Однажды, еще в детстве, до того, как он сбежал с бродячей труппой, ему довелось побывать на очередном пикнике, куда его взяли с собой виконт и виконтесса. Начитавшись книг они с мальчишками играли в пиратов и, конечно же, им вскоре понадобилась прекрасная византийская принцесса, которую нужно было похитить у злого отца. И они начали искать претендентку на эту роль. Тогда он увидел девочку, которая прибыла на пикник с бабушкой. На ней было такое же серо-голубое платье и у нее были такие же черные как смоль волосы. Она сидела на покрывале под деревом, ни с кем не играла, а только порой неодобрительно поглядывала на пробегавших мимо мальчишек, после чего вновь возвращалась взглядом к книжным страницам. Артур знал, что значит погрузиться в глубины происходящих в книгах событий... Когда девочку позвал кто-то из взрослых и она поднялась Артур решился и подбежал к ней.
- Звезда Византии, Луна Византии... - пылко обратился он тогда к ней, и его глаза так же лихорадочно горели. - Простите за дерзость пирата, проникшего в сад... Слыхал я - отец запирает вас в башню и только ночью разрешает выходить под небо... - он протянул ей руку. - Сбежим сейчас же! Вы будете свободны...
Глаза девочки засветились так же, как загорелись глаза Мадлен, она так же протянула руку... Но их пальцы так и не соединились.
- Да это же моя сестра! - заявил один из мальчишек, оказавшись рядом с Артуром. - Какая же она принцесса?
Девочка смутилась, убрала руки за спину и нахмурилась, от чего между бровей пролегла милая складочка.
- Ох, ну где же вы? - снова позвала гувернантка, разыскивающая ее. Гувернантка принадлежала организаторам пикника и вынуждена была присматривать за всеми детьми гостей.
- Почему бы вам не шуметь в другом месте? - строго сказала мальчишкам девочка и гордо удалилась, приподняв голову.
...Вспомнив это Артур сощурился, вглядываясь в черты лица Мадлен. Могло ли случиться так, что... Через столько лет...
  - Звезда Византии, Луна Византии... - начал он тихо и осторожно, неотрывно и внимательно вглядываясь в ее глаза.