Лондон. Этюд о страхе.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Лондон. Этюд о страхе. » Они цветут, не радуя сердец » Мэри Осборн, уличная проститутка, воровка


Мэри Осборн, уличная проститутка, воровка

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

1. Имя и фамилия персонажа. Прозвище и титул, если есть.
Мэри Осборн.
2. Возраст
24 года.
3. Внешность персонажа.
Невысокая девушка, шатенка, очень худая, подвижная и гибкая. Движения и жесты резки и нервны, походка быстрая и шаркающая, во время ходьбы редко поднимает голову, в большинстве случаев глядя себе под ноги. Фигура сгорбленная, плечи словно «свернуты» внутрь. Руки в постоянном движении – перебирает в пальцах оборки юбок, тесемки  -  все, что подвернется. Волосы длинные и спутанные, не убирает в прическу, носит распущенными, стараясь прикрыть ими лицо. Кожа буквально усеяна веснушками, лоб низкий, брови вразлет, глаза светло-карие, влажные и блестящие, нос прямой, чуть великоватый, губы искусанные и обветренные. Взгляд мечущийся, часто обращенный в себя, пустой и отстраненный. Однако когда Мэри сосредотачивается на собеседнике, смотрит прямо в глаза – неожиданно пронизывающе и ясно. Впрочем, такое бывает редко и быстро сменяется обычной отстраненностью. Голос тихий, но красивый, может хорошо петь, но редко это делает. Речь невнятная. Улыбается нечасто и в основном мельком. Смех негромкий, резкий и будто задавленный.
4. Характер.
Некогда сильная, выносливая, смелая, а ныне почти сломленная нуждой женщина, балансирующая на грани полного помешательства. Эмоционально нестабильна, склонна к резким перепадам настроения, приступам паники, галлюцинациям и бреду. От первоначальной, настоящей Мэри осталось немного. Ее врожденное любопытство, тяга к жизни, красоте, развитию, ее упрямство, сила и неугасающая надежда на лучшее – это теперь проявляется все реже и реже. Запугана, нервна, очень рассеяна. Может на полдороге забыть куда шла, зачем и где находится. Плохо контролирует себя, не знает, на что способна в той или иной ситуации. Боится крыс. И яростно, до нервной дрожи ненавидит себя, не осознавая этого. Склонна к причинению себе боли вплоть до того, что забывшись, может сама себе дать пощечину посреди улицы, обругать себя, расплакаться. Часто думает о смерти, считает, что самоубийство стало бы для нее облегчением, но, во-первых, боится такого шага, а во-вторых, не может бросить мать, которую ненавидит, жалеет и любит одновременно. Ничего не ждет от жизни, не видит перспектив, плывет по течению. Медленно, но верно уходит в мир галлюцинаций, все чаще теряя связь с реальностью.
5. Род деятельности.
Уличная проститутка, воровка.
6. Биография.
Мать Мэри, Анну Осборн, принадлежащую к довольно зажиточной буржуазной семье, выгнали из дома вскоре после того, как она родила ребенка. Произошло это потому, что мисс Анна опозорила семью, связавшись с человеком, который обесчестил ее и, естественно, не женился на ней после. Попав в тяжелейшие условия "дна", Анна Осборн была вынуждена искать средства к выживанию, для чего занялась шитьем – делала то немногое, что умела. Доход это приносило маленький, голодали часто. Через несколько лет такой жизни ей, как и многим другим одиноким женщинам с детьми, пришлось начать подрабатывать проституцией. Вскоре мисс Анна заразилась сифилисом, заболевание протекало медленно, но за последний год значительно усилилось, превратив ее в чудовище, частично пораженное слепотой, гуммами и прогрессирующим слабоумием. Эта женщина, большая часть жизни которой прошла в борьбе за выживание, теперь оказалась на полном попечении дочери и изо дня в день в жутком бреду изливала на нее историю собственных злоключений. Не узнавая родное дитя, мисс Анна жаловалась Мэри на нее же самое, открыто говорила о собственной неприязни к ней и выражала горячее желание, чтобы дочь никогда не рождалась на свет. А когда она все же узнавала Мэри, в их тесной каморке не смолкали дикие крики - больная была уверенна, что произведенное ею дитя, не удовлетворившись ее загубленной жизнью, теперь хочет убить ее и только и делает, что выискивает подходящий для этого способ.
До вызванной болезнью потери рассудка Анна Осборн испытывала к дочери сложную смесь чувств - от отвращения до самой трепетной любви. С одной стороны, этот ребенок был всем, что осталось ей от прошлого. Дочь была таким же изгоем, как и она сама, но помимо того еще и зависела от нее, а значит полностью принадлежала ей. С другой стороны, ее рождение повлекло за собой все несчастья мисс Анны, и злость на несправедливость жизни часто переключалась на более близкий и ощутимый объект - Мэри. Исходя из этого, отношение мисс Анны к дочери менялось мгновенно, и было настолько же контрастным, как лед и пламя. Бывало, мисс Анне хотелось защитить Мэри от жуткого мира вокруг, а иногда дочь виделась ей паразитом, отнимающим то немногое, что удавалось добыть ей самой. Мисс Анна не могла жить без дочери, но и с ней не получалось провести ни одного спокойного мгновения. Мэри Осборн с первого вздоха стала проклятием для собственной матери.
Эта девочка выросла в убогой каморке – тесной клетке из четырех стен, где и одному-то человеку было невозможно жить и не сойти с ума, а их там ютилось двое. Низкий потолок, разбитые окна, заткнутые тряпками, промозглая сырость летом и чудовищный холод зимой, вонь отбросов и постоянный, изматывающий голод были спутниками жизни Мэри с самого детства. В отличие от матери, она не знала других альтернатив, и чудовищный контраст между существованием богатых и беспечных и ее собственным не задевал ее нисколько. Мэри рано поняла, что она – человек другого сорта, рожденная не для того, чтобы быть обласканной жизнью, но для того, чтобы ценой тяжких усилий вырывать у нее каждую кроху хлеба. С пяти лет она помогала матери, чем могла: ходила с ней на рынок, чтобы продавать сшитые мисс Анной подушечки для иголок, платки и другие мелкие, но необходимые в обиходе вещицы, когда было совсем плохо -  собирала тряпки и кости, рано научилась шить и работать по дому, с семи лет подметала улицы, по возможности старалась ходить в школу, но это удавалось редко и ощутимой пользы в борьбе с невежеством не принесло. Читать она так и не научилась, и это стало ее мечтой – одной из немногих.
До желудочных колик напуганная примером мисс Анны, Мэри до последнего сопротивлялась необходимости зарабатывать собственным телом. Многие знакомые ей девушки выбрали этот путь и, мало понимая, что с ними происходит и куда ведет, не видели в нем ничего страшного. Противно – да, мерзко – да, но не более чем все остальное в их жизни. К тому же всегда была возможность украсть что-то ценное и, если повезет не оказаться пойманной, неделю не думать о пропитании. Однако, Мэри в отличие ее знакомых, наглядно видела цену такого заработка, поэтому бралась за любую работу, коме той, что вела на панель. Но прогрессирующая болезнь мисс Анны не оставила ей выбора.
В двадцатилетнем возрасте Мэри пополнила собой немалое количество уличных проституток, но легче жить после этого ей не стало. Свободное от ночной работы время она по-прежнему отдавала шитью и нескольким часам беспокойного сна, а страшные крики матери, ее непереносимый бред и чудовищные упреки теперь сменялись хриплым дыханием и грубыми руками тех, кто не брезговал развлечением с женщиной в грязной подворотне на глазах у привыкших ко всему попрошаек.
И этот период стал переломным в жизни Мэри. Что-то случилось с ней, что-то, чему она не могла найти объяснения. Кошмарные видения, изводившие ее во снах, теперь начали проникать в жизнь, и никто, кроме нее, не замечал этого. Реальность становилась похожей на разбитое зеркало, в каждом осколке которого отражалось что-то неописуемое и пугающее, неотрывно связанное с повседневностью, но не являющееся ею. Мэри боялась выходить из дому, потому что в лицах людей ей мерещилась смерть в самых чудовищных обличьях. Ко всему прочему у нее резко ухудшилась память, внезапные и беспричинные смены настроения изводили ее теперь хуже, чем самая тяжелая работа. Мэри Осборн потеряла себя. Она медленно сходила сума, не подозревая об этом.

+2

2

Доброго времени суток.  Опишите, пожалуйста, в пробном посте любой эпизод воровства. Объем поста на Ваше усмотрение.

0

3

Когда он уснул, она встала с кровати. Старое дерево перекладин скрипнуло под ее весом, зашуршала пожелтевшая от грязи простыня, но он не проснулся. Был слишком пьян. Впрочем, в этом они все были похожи. «Грубые, глупые свиньи. Животные. Все они». Мэри устала, к тому же надо было торопиться домой, чтобы успеть поспать хоть немного, а потом приготовить завтрак матери, еду для которого нужно было на что-то купить. Долги съедали почти весь заработок Мэри и, несмотря на довольно удачную ночь, она знала, что завтра придется голодать. Снова.
Оправив юбку, она присела рядом с кроватью. Прищурившись, искала на полу брошенную клиентом плату. Редко кто из них отдавал деньги ей в руки, большинство, как и этот, спящий, бросали под ноги. Впрочем, для Мэри это было не важно. Главное, чтобы деньги были, а поднять их с пола или с мостовой не так уж и трудно. Вот и сейчас она, не замечая дрожи в собственных пальцах, быстро подбирала монеты, не пересчитывая. Только бы забрать быстрее, только бы быстрее уйти, оставить позади эту ночлежку, эту щелястую конуру, за стенами которой – крики, приглушенные звуки ударов, стоны, скрип, снова крики. Мэри спешила. Но когда поднялась на ноги, вдруг замерла. Взгляд ее, ни на чем не задерживающийся дольше пары секунд, замер. В глазах вспыхнуло удивление, тут же сменившееся беспокойством и полузабытой живой искоркой азарта.
Из кармана спящего мужчины выглядывал уголок смятой банкноты. Ей не показалось. Не могло показаться. Мэри нагнулась и, невольно задержав дыхание, протянула руку, коснулась уголка купюры, убеждаясь, что она не вымысел и не сон. Сердце бешено колотилось в груди, волосы облепили лицо, лезли в глаза и в рот, но Мэри этого не замечала. Весь мир для нее сузился до размеров бумажки, содержащей в себе как минимум возможность поесть на пару дней, а может и больше. Да, может и больше.
Она осторожно потянула банкноту за уголок, боясь и думать, что будет, если мужчина сейчас проснется. «Но он не проснется, не должен проснуться, не сейчас, только не сейчас, только…» Еще один быстрый удар сердца, еще одно страшное мгновение неизвестности, а потом – смятая пятифунтовая банкнота, законный трофей, судорожно зажатый в маленьком, грязном кулачке. Мэри улыбнулась – победно, ярко, совсем по-детски. А потом посмотрела на лежащего на кровати человека, чтобы убедиться, что он по-прежнему спит. Однако что-то изменилось. За краткий миг, меньший, чем промежуток между вдохом и выдохом, что-то другое появилось в игре теней, в позе мужчины, в очертаниях его фигуры. Спал ли он? Мэри пригляделась лучше, в любой момент готовая убежать, но вместо того, чтобы сорваться с места, она оцепенела. Ноги ее словно вросли в пол, а крик, рвущийся из горла, слетел с губ коротким задавленным всхлипом.   
В рассеянном лунном свете спящий пьяным сном мужчина выглядел мертвым. И не просто мертвым, а давно, очень давно мертвым. Словно за эти несколько минут он каким-то образом успел не только отдать богу душу, но и начать тлеть. Причем – прямо на глазах.
Не смея даже моргнуть, Мэри смотрела, как кожа на лице ее недавнего клиента медленно стекала с костей, обнажая темные волокна мышц, в которых копошились деловитые личинки. Глаза его, теперь лишенные век, казались огромными белыми шарами, вложенными в глазницы, рот без губ выглядел оскалом, на желтоватые кости скул, жужжа, садились мухи. Живот его, и до того немаленький, раздувался все больше и больше, будто мужчина этот носил в чреве ребенка, готового вот-вот родиться. Ткань одежды с громким треском лопалась на нем, швы расходились, обнажая посеревшую, натянутую как на барабане кожу.
- Нет… - Мэри не знала, что произнесла это вслух. – Пожалуйста, нет…
И, словно услышав ее, живот мужчины перестал расти, под кожей его что-то шевельнулось и замерло. Мэри хотела бежать, хотела кричать, звать на помощь, совсем забыв, что в руках у нее украденная банкнота. Но не могла – страх съел все ее силы. Ей оставалось только смотреть. Стоять и смотреть, как все сильнее натягивается кожа на животе того, кто не так давно прижимал ее к этой самой кровати и хрипло дышал в ухо, как проступают под ней тонкие нити вен, как шевелится что-то внутри. А потом с влажным хлюпаньем разошедшихся тканей живот мужчины раскрылся, и из него полезли крысы – здоровенные, окровавленные твари с длинными голыми хвостами. Они пищали, сверкали черными бусинами глаз, кишели на теле того, кто еще недавно казался живым, спящим человеком.
И Мэри закричала. Одного вида крыс, пожирающих разложившийся труп, хватило ей, чтобы сбросить с себя оцепенение. Она кричала, так, словно ее резали заживо.
За стенами каморки смолкли звуки ударов, затихли стоны и скрипы, все словно замерло, чтобы через мгновение ожить вновь возмущенными, удивленными, испуганными возгласами. Где-то затопали, хлопнули дверью – раз, другой. Кто-то заплакал.
Мэри шагнула назад – дергано, неуклюже – запуталась в юбках и упала, сильно ударившись бедром, но не заметив этого. Ей уже не хватало воздуха, чтобы кричать, но она не могла остановиться. А потом труп зашевелился, сел на кровати, и крысы кинулись врассыпную, оставляя за собой кровавые дорожки следов.
- Хватит орать, вшивая сука! – Рявкнул он, и толстые желтоватые личинки, словно струйки слюны, потекли из уголков его рта. – Ополоумела что ли?!
Быстро перебирая ногами, Мэри отползла к стене. Лицо ее посерело, глаза вылезли из орбит, с приоткрытого рта срывались полузадушенные хрипы. В руках она по-прежнему держала деньги – заработанные монеты и украденную ассигнацию – так что на стену пришлось опираться сжатыми кулаками. Она поднялась быстро, хотя и неловко, молча, потому что кричать уже не могла. Не помня себя, она вылетела из комнатушки, натолкнулась на помятого паренька, стоявшего на пороге с очевидным намерением постучать и выяснить, что происходит и почему это там так дико орут. Мэри не остановилась. Оттолкнув его, она выбежала на улицу, нырнула в ближайший переулок, прижалась к стене и ее вырвало.
Оставленный ею мужчина долго не мог прийти в себя. На расспросы прибежавших на крики людей ему тоже нечего было ответить. А уж пропажу денег он и вовсе заметил только к утру. Потому что нигде и никогда прежде не приходилось ему видеть такого взгляда, как у этой рябой потаскухи. Этот ее взгляд, ее перекошенное ужасом лицо, ее ломанные, неуклюжие движения снились ему еще много ночей. «Глаза страха, - думал он, - тогда я видел настоящие глаза страха».

+2

4

Спасибо за превосходную анкету и пробный пост. Вы приняты и добро пожаловать) *улыбнулся*

0


Вы здесь » Лондон. Этюд о страхе. » Они цветут, не радуя сердец » Мэри Осборн, уличная проститутка, воровка